Том 6. Драматические произведения 1840-1859 - Страница 38


К оглавлению

38

Было года мне четыре,
Как отец сказал:
«Вздор, дитя мое, всё в мире,
Дело — капитал».


И совет его премудрый
Не остался так:
У родителя наутро
Я украл пятак.


С той поры к монете звонкой
Страсть вдруг получив,
Стал у всех я собачонкой,
Кто богат и чив.


Руки им из угожденья
Я лизал, как льстец,
И семи лет от рожденья
Был уж я подлец!


Вскоре свыкся понемногу
С ролею скупца
И, ложась, молился богу,
Чтоб прибрал отца.


Добрый, нежный был родитель,
Но в урочный час
Скрылся в горнюю обитель,
Навсегда угас!


Я не вынес тяжкой раны,
Я на труп упал
И, обшарив все карманы,
Горько зарыдал.


Продал всё, что было можно
Хоть за грош продать,
И деньжонки осторожно
Начал в рост пускать.


Чтоб нажиться, лез из кожи,
Лук да редьку ел,
Ни спины, ни рук, ни рожи,
Верьте, не жалел.


Всех завел, провел и вывел,
С кем сойтись пришлось,
И, пока не оплешивел,
Брал процент с волос:


По картинке новомодной
Их я отпускал
И в цирюльню ежегодно
Косу продавал.


Вот теперь зато, под старость,
Есть немножко тут (показывая на карман),
Пусть приходят люди в ярость,
Говорят: он плут!


И за что ж бранить за это,
Мне отец сказал:
«Честь — фальшивая монета,
Плутни — капитал!»

И черт знает как нынче испортился свет! Молодые люди совсем перестали кутить; а который и кутнет — смотри год-другой, а на третий и образумится… и уж к тебе ни ногой! Благородные разные страсти у людей были: в картишки иной мотнет — па другой день, глядишь, жена с салопом к тебе и бежит! А нынче дрянь, сущая дрянь! Преферанс копеечный! грош проиграют, да после толков на рубль… и уж из благородных людей к нашему брату — почти никого… разве отставная кухарка к тебе с Песков какая-нибудь забежит… кофейку захочет выпить… притащит целый ворох тряпья: посмотреть много, а за всё-то десять копеек напросится.

Звонят.

Вот опять кого-то господь дает.

Явление 3

Лоскутков и неизвестный господин.

<Неизвестный> входит и прямо обращает внимание на картину, останавливается и несколько минут стоит, как бы пораженный.

Лоскутков следит за каждым его движением.

Неизвестный (сам с собою). Превосходно! Восхитительно! Великий Микель Анжело! Узнаю твою чудотворную кисть!

Лоскутков (про себя). Что он говорит?.. Хвалит?.. (Потирает руки.) Эге! Эге! ге!

Неизвестный (одушевляясь). Современная живопись ничего не представляет, что бы могло сравниться с этим великим произведением — по чувству, но колориту, по глубокому знанию природы и человека. Великое, гениальное произведение, которому нет сравнения, нет цены!

Лоскутков (про себя). Нет цены!.. Господи! За что мне такое счастие!

Неизвестный (более и более одушевляясь). Несли б нашелся человек, который мог со временем подарить искусство подобным произведением, — мильонов мало бы для вознаграждения этого необыкновенного человека, этого гения…

Лоскутков (про себя). Мильон! Батюшки! он меня с ног сшибет!

Неизвестный (в совершенном восторге). На колени перед этим великим произведением искусства!.. На колени!.. О, если б я мог украсить им мою картинную галерею… всё мое состояние, плод многолетних трудов… на колени! (Падает на колени.)

Лоскутков. Всё состояние?.. На колони! (Падает на колени за неизвестным.)

Неизвестный (оглядывается и как бы выведенный из самозабвения). А, вы здесь?.. Вы хозяин этой картины?

Лоскутков (притворяясь растроганным). Постойте, постойте еще немного перед этим великим произведением… дайте и мне постоять… Я вот сейчас только вошел и прямо — бряк на колени… не могу выдержать: у меня уж такое чувствительное сердце.

Неизвестный (значительно). Вы сейчас только вошли?

Лоскутков. Я всегда, когда вхожу в эту комнату, — в это святилище, можно сказать, — тотчас становлюсь на колени, и, верите ли, слезы прошибают меня, старика.

Неизвестный. Стало быть, вы ничего не слыхали?

Лоскутков. Ничего.

Неизвестный. А я, знаете, уже с четверть часа вошел; смотрю и говорю себе: ничего особенного, картина как картина, и так, для шутки, упал на колени.

Лоскутков (в сторону). Ври! ври! голубчик! На дурака напал! (Громко, с иронией.) Да, конечно, если хотите, я и сам так только, по привычке, — а в картине в самом деле нет ничего особенного, просто, можно сказать, дрянь.

Неизвестный. И правда ваша — дрянь… никакого решительно достоинства.

Лоскутков (в сторону). Эк его! понес, нечего сказать, понес! (Громко.) Ни малейшего… так, для виду только; ну, знаете, всё лучше, как на стене что-нибудь висит.

Неизвестный. А что вы за нее возьмете? Я, признаться, люблю картины, даже дрянь покупаю… для меня была бы только картина.

Лоскутков (в сторону). Складно врет разбойник! (Вслух.) Я не подорожусь.

Неизвестный. А как?

Лоскутков. Да что долго-то толковать! Давайте сорок тысяч бумажками.

Неизвестный. Почтеннейший! вы с ума спятили! да она больше тысячи рублей не стоит.

Лоскутков (вскрикивает). Тысячу рублей! (В сторону.) С первого раза тысячу рублей дает! да я бы тебе, дураку, за сто рублей вчера еще продал ее! (Вслух.) Нет, она, верите ли богу, мне самому в пятидесяти тысячах пришлась… десять тысяч только так уж сбавлю: ну, поистерлась немножко, и то, и другое…

38